Эрвин, впрочем, имел слишком много забот, чтобы тратить время на мысли об Аланис. Был и турнир, и закупка арбалетов, и пьеса, и молчаливое, угрюмое противостояние с полководцами. После падения Дойла они не смели спорить с герцогом… но это не значит, что прониклись к нему уважением. Напротив, с каждым эфесом, потраченным на пустые состязания и на зрелища для черни, их скрытая злоба против Эрвина становилась все гуще, плотнее, напряженней. Глядя на Стэтхема, Эрвин представлял самовар, поставленный на огонь с наглухо закрытой крышкой.

Последний день турнира принес некоторую разрядку. Зрелище доблести северян, пусть и проявленной в неуместной форме, все же порадовало полководцев. К тому же, финал турнира означал, что завтра войско – наконец-то, после всех проволочек! – выступит в поход на Лабелин. При награждении чемпионов граф Лиллидей и полковник Блэкберри позволили себе улыбки, а уж тем более – полковник Хортон, чей сын завоевал первый приз.

Часть груза спала с души Эрвина. Когда кайр доложил, что леди Аланис смиренно просит ее принять, герцог дал согласие.

Первая Аланис была мученицей; вторая – жестким, решительным человеком дела; третья – хитрой и слащавой змеей. Четвертую Эрвин не смог распознать. Она вошла, одетая в простой плащ поверх серого шерстяного платья, села рядом с Эрвином – не через стол, а сбоку. Откинула капюшон и долго смотрела мимо Эрвина, краем взгляда касаясь его лица.

После длинной паузы сказала:

– Мы давно с вами не виделись, милорд.

Эрвин кивнул:

– Да, это так.

– Я хочу сказать, вы… – она замешкалась, будто растеряла слова. – Нет, другое… Не могу сказать, что у вас не было причины поступить так. Наверное, причина имелась…

– Что это, миледи? – уточнил Эрвин. – Попытка примирения?

– О, боги, не заставляйте меня просить прощения! Неужели всего остального вам мало?

Эрвин сказал:

– Знаете, миледи, в чем беда таких, как вы и я? Нас не учат вести себя в ситуации слабости. Как поступать, когда ты уязвим и лишен власти? Как добиться своего иным способом, кроме силы? Наше образование не включает подобных навыков. Мы с детства обучены считать мягкость грехом, недостаток могущества – позором, силу воли – единственным достойным инструментом. Меж тем каждый из нас бывает слаб. Так уж мы, люди, устроены: немного нужно, чтобы лишить нас силы. Крохотное отверстие в груди, пара дюймов сожженной кожи на лице…

Аланис молвила сдавлено:

– Что говорит ваша наука о моем положении? Как быть девушке, у которой остался только титул, сила воли… и несколько дюймов сожженной кожи?

Эрвин взял ее ладонь.

– Давайте так, миледи. Я буду говорить от вашего имени. Если вы согласны с моими словами, отвечайте «да». Если нет – молчите.

– Да.

– Я потеряла отца и брата, все владения и большинство вассалов, и здоровье вдобавок. Я лишилась всего, кроме имени и гордости.

Она помолчала с минуту, прежде чем ответить:

– Да.

– Я пришла к северянину, надеясь на сочувствие и помощь. А получила только равнодушие и холодный расчет.

– Да.

– К тому же, расчет был не в мою пользу.

– Да.

– Я почувствовала себя пленницей, и даже хуже – разменной монетой в чужой игре.

– Да.

– Я пришла в ярость и вспылила. Бросила ему в лицо несколько оскорблений, которых он, вне сомнений, заслуживал. Однако миновало время, и я поняла, что поступила опрометчиво.

Недолгое колебание.

– Да.

– Мой враги слишком могущественны, и северянин – единственный человек, который в состоянии оказать мне реальную помощь. У него есть и другое важное достоинство: он уже втянут в войну с моими врагами, а все прочие трижды подумают, прежде чем вступить в эту схватку. Так что конфликт с северянином уж явно мне не на пользу.

– Пожалуй, да.

– Но хуже другое. Чем дольше я думаю, тем вернее понимаю: северянин прав. Война за Альмеру кончится нашей гибелью: Галлард и Адриан скоординируют действия, возьмут нас в кольцо и истребят. Адриан не останется в стороне, когда мы пойдем войной на его главного союзника. Однако мы можем убедить Галларда не вмешиваться, когда пойдем на Адриана. Верный порядок смерти наших врагов – сперва А, потом Г. Не наоборот.

Аланис замешкалась. Эрвин продолжил, не дожидаясь ответа:

– И что же мне делать теперь? Продолжать конфликт – значит, не добиться своих целей. Но признать свою ошибку – полностью попасть под чужой контроль. Северянин и прежде не слушал меня, а теперь и вовсе стану марионеткой без права голоса. Как поступить?.. Я не знаю. Но сидеть взаперти больше не могу.

– Нечто в этом роде… – Аланис впервые глянула ему в глаза. – И как поступить?

Эрвин улыбнулся:

– Главное вы уже сделали, миледи. Остались мелочи: напишите письмо Галларду, а потом выпейте со мною. Мы с вами неприлично трезвы, как для вечера после турнира. Не находите?

Искорки радости мелькнули в уголках темных глаз Аланис.

– Милорд, когда мы разобьем императора, вы поможете мне вернуть Альмеру?

– Слово лорда.

– Тогда дайте перо и бумагу. И наливайте ордж – я быстро справлюсь с письмом.

Недолго думая, Аланис зашуршала пером по листу. Эрвин наполнил кубки и заглянул через плечо девушки. На бумаге возникали слова: «Мерзкая тварь. Проклятый кровожадный шакал. Твои грязные лапы не достали меня…»

– Хорошее начало, – шепнул ей Эрвин. – Весьма красноречивое. Но позвольте предложить иной вариант: «Желаю здравия вашему преосвященству…»

Октябрь 1774г. от Сошествия

Уэймар

Говорят, перемены всегда к лучшему.

Монастырь Ульяны Печальной на западе графства Блэкмор представлял собою разветвленную сеть пещер. Часть из них были природными, часть – рукотворными, созданными за столетия упорным трудом сестер.

Рытье являлось главной повинностью монашек, наравне с размышлениями о смерти и молитвами. Труд не был утомителен для тела: сестры использовали маленькие лопатки и крохотные ведерца. Быстроты не требовалось, спешить некуда – впереди вся жизнь. Считалось, что размеренная и неторопливая работа способствует правильному течению мысли. Правильной мыслью полагалась следующая: жизнь бренна и суетна; жизнь пуста, если не наполнить ее смыслом; ценность и смысл жизни придает смерть. Только раздумия о смерти позволяют понять важное, отличить ценное от пустого, греховное – от благостного.

Молитвы, предназначенные для прочтения, звались: «Смерть-избавительница», «Смерть очищающая», «Пошли мне холодный свет», «Бесценный дар смерти», «На пути к Звезде». Шестая адресовалась непосредственно Ульяне Печальной. Возможность читать молитвы вслух считалась привилегией, дарованной лишь троим старшим сестрам. Прочие монашки свято хранили обет молчания. Послушницам делалось послабление: позволялось произнести до пяти слов в сутки.